Мой принц,

Утративший свободу…

Мой гасконец,

Попавший слову в плен…

Евгений,

Что думал в странствиях найти покой,

Друзья…

Офелия,

Побывшая любимой…

Роксана,

Вверившая письмам сердце,

Татьяна,

Видно, русская душой.

Не только что безоблачного счастья,

Но ничего, что можно взять, потрогать,

Что составляет ясной жизни смысл,

Им не досталось.

Нет. Одни идеи,

Мечтанья, образы, в конце концов, слова,

И точка окончаньем фразы,

Безжалостный привет в конце письма.

Ни сувениров, ни объятий пылких,

Одно лишь саморазрушенье, гордость.

Достоинство и спрятанная нежность,

Которой не похвастался никто.

Из всех, пожалуй, только Сирано

Был так ли, сяк ли счастлив. Он сумел

Излить свой пыл, доверившись бумаге

И спрятавшись за именем другим.

Пусть так. Пусть он – не он, но те слова,

Которым шестеро хранили верность,

Взлетели пламенной стрелой в пространство

И цель нашли. О Боже, те слова,

Что копятся всю жизнь, лежат, томятся,

И никому нельзя их произнесть,

Лишь ей одной, иль одному ему – и только.

Что может быть важнее этих слов?

И то, что их нашлось кому сказать, –

Уже событье, оправданье жизни

Того, кто их сказал. Чего же боле?

Ну как столкнутся пущенные стрелы?

Ну как сольются встречные потоки?

Ну как две жизни прорастут одной?

Так не бывает. Не затем, наверное,

Рождаются герои, героини,

Чтоб разделить банальный happy end.

И – или ты рождаешься земным,

Что, ус крутя, наутро сыто скажет:

«Aurevoir, madame», и снова за дела,

Иль вечной мукою несовпаденья

Зажжешь в себе отчаянные строки

И в них сгоришь, печально уходя.

Как ни бунтуй, пытаясь совместить

То, что горит в душе, и то,

Что манит тело, в итоге пустота.

Нет, какова насмешка! Ирония судьбы,

Гримаса рока иль тяжко поучающая длань

Того, в ком так не усомнился Мастер.

И тем вернее в этом вижу вызов –

Признать, что только так, нельзя иначе,

Смириться с оправданьем, перестать

Искать, искать, стремиться, упираться

И верить лишь себе.

Так вот гордыня! Не смиренье

В отказе от  того, что есть не схема,

Что почему-то гордостью слывет,

Но утверждение своих желаний,

Пусть невозможных, пусть невероятных…

И если рухнешь, так уж глубоко.