(полярные истории)
Когда я первый раз попал на дрейфующую станцию (СП-23Ф – филиал станции СП-23), мне, конечно, очень хотелось увидеть белого медведя – в естественной среде обитания.
Кстати, когда нас посылали в эти экспедиции, то надо было в обязательном порядке страховать свою жизнь – 700 рублей она тогда стоила. В то же время штраф за убийство белого медведя, числившегося в Красной книге, составлял 800 рублей. Так что, если при встрече с ним дело грозило конфликтом, имело смысл подумать, что делать, и подумать о семье.
Но на СП-23Ф о конфликтах я не думал, а думал, как бы увидеть того медведя, по поводу которого начальник станции уже месяц переговаривался с Москвой, испрашивая разрешения застрелить. А дело было в том, что когда этот медведь, совсем вроде бы молодой, пришел на станцию в первый раз, полярнички обрадовались, прозвали его Ленькой и стали его привечать и подкармливать. Тому и понравилось, и вскоре он стал просто грабить склады, на которых было продовольствие, рвать палатки с замороженным мясом. Людей он теперь не боялся, собак тоже, однажды ему уже засветили в морду из ракетницы, но проблема никак не решалась. А жил он вроде где-то в торосах примерно в километре от станции.
Туда мы и направились: пилот вертолета Сережа, такой же молодой идиот-романтик, как и я, (но у которого, впрочем, был пистолет), Лева, один из полярников, который как раз активнее всех приваживал медведя с самого начала, и я. Шли мы цепочкой, причем я шел первым. Отойдя с километр, мы и вправду засекли медведя – желтоватого на фоне снега, – который мирно дремал в торосах. Заметив нас, он поднялся и пошел навстречу. А я пошел навстречу ему. Страшно не было совершенно, но вскоре стала ощущаться некая неловкость, и я быстро понял, в чем она состояла: он шел на четырех, а я – на двух. Встав на четвереньки, я продолжил движение, и вскоре мы встретились нос к носу и натурально обнюхались. Я не знал, что делать с полученной информацией, а медведь вдруг лизнул меня снизу вверх, и внутренние, ближайшие к носу половинки стекол очков мгновенно заиндевели. Осознав уникальность момента, я поднялся на колени, правой рукой стал протирать очки, а левой судорожно вытаскивать из кармана фотоаппарат, чтобы бросить его подошедшим ребятам. Достал, бросил, и снимок где-то и сейчас найдется, если поискать. Такой вот снежный поцелуй состоялся.
Поснимали мы этого медведя. Оказался он небольшой – примерно на голову выше человека, когда вставал на задние лапы. А он вставал – Лева прихватил с собой хлеба и давал медведю, а мы снимали. Потом хлеб закончился, съемки закончились, а у медведя аппетит, видимо, только разыгрался, и он пошел к станции. Мы же пошли параллельным курсом, метрах в 50 от него. Когда мы подошли к станции, то проходили мимо палатки КАПШ-1 – черной полусферы, и подумали, что белый медведь на фоне черной палатки – шикарный снимок. Лева сбегал в свой домик, бывший поблизости, и принес еще 3 куска хлеба – каждому по куску для кормления медведя. Все получилось: медведь «откликнулся на призыв», мы удачно расположились, свой кусок отдал Лева, и, когда медведь стал его жевать, погладил его по загривку, а я его снял. Потом Сережа сделал то же. Пришел мой черед. Я даю медведю хлеб, он его берет, я глажу по загривку, и тут Лева, который снимал меня на мой аппарат, задевает рычажок, и кадр пропадает. Он говорит: «Давай еще раз». Я говорю: «Хлеба больше нет». Он говорит: «Давай так» и наводит аппарат. Я кладу медведю руку на загривок. А хлеба-то не даю. И тут медведь делает короткое движение, и моя рука – между кистью и локтем – оказывается у него в пасти. Больно не было, на мне свитер, кожаная куртка и ватник. Но ощущение такое, как будто рука попала в трактор: что дергать, что метаться – бесполезно. Никто ничего не успел сделать, да и понять даже. Сережа не схватился за пистолет, никто не закричал. Было очевидно, что оторвать эту руку медведю ничего не стоит. Но он не стал. И мне вдруг стало ТАК стыдно – за попытку что-то получить «на халяву», что даже сейчас прохватывает. Подержал медведь мою руку секунды три, да и отпустил. Да и пошел. И мы пошли. Молча.
Придя в свою палатку, я рассказал, как мы ходили к медведю, своему начальнику Трипольникову, и он с ходу дал мне в ухо так, что я отлетел. Но я и тогда не обиделся на него, а уж сейчас так просто не понимаю, как он вообще мне рожу не разбил.
Но этим дело не кончилось. Через два дня пришло-таки разрешение из Москвы, и медведя застрелили. Когда с него снимали шкуру, обнаружилось, что это не Ленька, а Ленка, и полученный мной снежный поцелуй приобрел дополнительный смысл. А когда я через месяц улетал домой, то этим же грузовым бортом отправили и шкуру. И мы вместе летели на запад, а совесть мучила меня теперь уж совсем необратимым образом.
Во время зимовки на СП-23 мы жили «на хуторе» – три домика в полутора километрах от станции – как раз там, где в прошлом году была СП-23Ф. Там уже был не сам ледяной остров, на котором располагалась станция, а припай, и можно было пробурить лед насквозь и вморозить в лунку вертикальную дюралевую трубу, в торец которой был заделан тензометрический датчик подпора.
Однажды ночью, а были мы уже вблизи полюса, т.е. до берега далеко, у нас в домике вдруг зазвонил телефон. Из кают-кампании звонил дежурный, сказал, что на станцию заявился медведь, он его отогнал ракетой, и медведь ушел в сторону нашего хутора. Ну, ушел, так ушел. Мы подождали, вроде слышали какой-то шум, но выходить не стали, а потом заснули. Утром, собираясь на завтрак, захватили с собой карабин. Дорога к кают-компании шла вдоль воткнутых в снег досок, на которых был провешен электрический провод от дизельной к хутору – одиннадцатижильный кабель, обвивавший 5-милиметровый стальной трос.
Надо сказать, что трос этот – чудовищно прочный. Весной я видел, как с помощью именно такого троса трактором выдергивали домик, вмерзший в снег и простоявший в нем всю зиму. Снег этот только ломом можно было сколоть, а тут трактор домик выдергивал за этот трос.
Так вот на полпути мы наткнулись на место, где были какие-то следы, видимо, медведя, а трос вместе с кабелем были оборваны! В домике мы ничего не заметили, т.к. уже рассвело, свет мы не включали, и отсутствие электричества обнаружить не успели. Такая вот у зверя силища – видно, мордой ткнулся, разозлился, да лапой и дал. Походили еще пару дней с карабином, а потом все пошло по-прежнему.
Но недели через три вдруг оказалось, что все наши датчики подпора вышли из строя, и мы вспомнили, где можно раздобыть еще один. Когда мы прошлой весной уезжали с СП-23Ф, то бросили там дюралевую трубу как раз с таким датчиком, и ее использовали при строительстве мясного склада, вырезанного бензопилой внутри тороса. Потом мясо съели, склад забросили, СП-23Ф свернули, и все переехали на основную станцию. Теперь наш хутор был в тех же краях, и можно было поискать этот склад, отрыть его из-под снега и извлечь из него трубу с датчиком. Я пошел его искать и довольно быстро нашел: вот пологий круглый бугор, из которого торчит невысокая вентиляционная труба, а вот и бывший вход, ведущий наклонно вниз. А выглядит вход так: «с мясом» вырванная дверь лежит рядом, а сам вход и, видимо, все внутри заметено снегом. Странно. Тут-то про медведя и вспомнилось: пошел на запах, сорвал дверь, забрался внутрь, угрелся да и заснул. И снегом замело. Как же быть? Датчик-то нужен.
А быть так. Пошли мы туда впятером: двое с лопатами, двое с карабинами, один с ракетницей на стреме. Сначала мы с Трипольниковым с карабинами стояли по бокам, а Аркаша с Костей рыли снег. Потом они устали, и мы поменялись: мы с Трипольниковым пошли «в забой» с лопатами, а эти двое взяли карабины и встали по бокам. Очень даже неуютно себя при этом чувствуешь – карабины-то заряжены и взведены, а ты к ним спиной в тесном проходе. А Леха с ракетницей в это время стоял на бугре, где была вентиляционная труба, ведшая в склад. И вот мы дорылись уже до самого нутра (где предположительно спит медведь), вот железная лопата уже пробила наметенный слой снега, а собственные лопатки по-прежнему ощущают наведенные стволы, которых лично я боюсь больше, чем гипотетического медведя, и надо разрывать снег дальше, как вдруг изнутри доносится мощный рык, и нас с Трипольниковым просто выносит из этой траншеи прямо на карабины. А это Леха, которому надоело торчать на бугре, решил порычать в трубу вентиляционного отверстия. Для общей бодрости. Но у Трипольникова и тут не забалуешь. Попало и Лехе в ухо.
В склад мы залезли, трубу с датчиком нашли, сосисками там и правда пахло, а вот медведя не было. Ушел, наверное.