«Молчит ЭТАЖЕРКА, молчит и ТАХТА,
От них не добьешься ответа.
Зачем эта ХТА обязательно ТА,
А ЖЕРКА, как правило, ЭТА?»
Б.Заходер
Говоря о геноме различных живых существ, подразумевают последовательность звеньев ДНК, являющейся основой наследуемой информации. При этом одной из важнейших задач молекулярной биологии и генетики является установление соответствия между теми или иными звеньями ДНК (генотипом) и признаками организма (фенотипом). Нет причин пояснять, какой трудной является эта задача. Но на пути ее решения достигнуты значительные успехи, и уже давно говорят о генной инженерии.
Существует, однако, и более сложная задача. Помимо признаков, существует и наследуемое поведение, начиная с простейших рефлексов (например, сосательный рефлекс у новорожденного человеческого детеныша) и до сложных действий, некоторые из которых будут упомянуты далее. Каким образом в молекулярных структурах ДНК фиксируется поведение, узнать значительно труднее. Иногда говорят, что некоторые его элементы также соответствуют определенным генам, иногда требуется целый их набор, не исключено, что можно говорить и о конформации генов, т.е. их специальном взаимном расположении. Так или иначе, но раз уж какое-то поведение является наследуемым, инстинктивным, а мы полагаем, что вся наследуемая информация записана молекулярным кодом в ДНК, то оно там фиксируется, а, значит, может быть изменено или модифицировано так же, как после вмешательства генного инженера на месте глаза у дрозофилы вырастает дополнительная нога. Не останавливаясь на ряде важнейших вопросов о допустимости такого искусственного вмешательства и его возможных последствиях, – благо до его реализации, как хочется надеяться, еще есть время, – обсудим некоторые аспекты естественных процессов, напоминающих мутации, в результате которых могли сформироваться определенные черты поведения живых существ. Следствия таких естественных процессов, изучаемые этологией, а также и психологией также важны.
Проблема альтруизма, встречающегося в человеческом обществе, состоит в том, что он зачастую противоречит основным принципам эволюционной теории Ч.Дарвина. Исследователи-дарвинисты обсуждают вопрос существования альтруизма в животном мире (Р.Докинз «Эгоистичный ген») с тем, чтобы обнаружить его связь с альтруизмом человека, вывести его существование у человека как результат наследуемого инстинктивного поведения, способствующего борьбе за существование. Однако, такие попытки сталкиваются с трудностями, например потому, что даже материнский инстинкт у наиболее близких нам животных не приводит к прямому самопожертвованию, что встречается у людей и в менее очевидных случаях. На проблему можно, тем не менее, взглянуть с другой стороны, если от обсуждения высших животных – приматов или млекопитающих в целом – перейти к обсуждению низших, например, насекомых.
Можно сказать, что смысл альтруистической деятельности – не удовлетворение сиюминутных потребностей особи, и даже не гипертрофированный материнский инстинкт, а некое действие с дальним прицелом, направленное на выживание другого, группы, популяции (или даже вида) в целом. Вообще говоря, до такого действия никому из особей, например, в стаде приматов дела нет, да и про людей мы часто можем сказать то же самое, оно не может считаться естественным для данных живых существ, удивительно для них. Недаром еще И.Кант удивлялся «моральному закону во мне», частью которого является альтруистическое поведение, – взяться естественным, природным путем ему, казалось бы, неоткуда. Альтруистическое поведение, связанное с отрицанием своей ценности по сравнению с кем-то или чем-то, с ценностью некоего «общего дела» вплоть до прямого самопожертвования, недвусмысленно противоречит борьбе за индивидуальное выживание и продолжение своего рода.
Выделим два набора обстоятельств.
Во-первых, легко видеть, что, например, у насекомых прямое самопожертвование – вполне распространенная вещь (осы), и не только оно. Точно такие же инстинкты, как и те, которые заставляют льва – нового владыку прайда – немедленно убивать всех детенышей, зачатых и рожденных до его воцарения в прайде, т.е. обеспечивать продолжение лично своего рода внутри вида, заставляют насекомых выполнять сложные и длительные действия, цель которых никак нельзя считать сиюминутной или индивидуальной потребностью. Смысл жизни, например, рабочего муравья – построение сложного инженерного сооружения (муравейника), фактически, второй природы, добыча питания для личинок, которые никак не являются его прямыми потомками, а, разве что, «братьями и сестрами», их охрана и спасение, ради которого муравей жертвует своей индивидуальной жизнью, не колеблясь. Это – инстинктивное поведение, сформировавшееся в ходе эволюции, а значит, оно закреплено в генах муравья точно так же, как в генах льва закреплено убийство чужих детенышей и конкурентная борьба за самку.
Внутривидовая конкуренция у некоторых насекомых проявляется не в виде поединков с атакой соперника, но, например, у пчел – в виде спортивного состязания трутней, наперегонки летящих за маткой. Да, все, кроме одного – самого быстрого и выносливого – погибнут, но никто не стремится уничтожить своего конкурента и лишь изо всех сил старается сам стать лучшим.
Важным этапом жизни многих насекомых является трансформация – превращение животного, рожденного ползать, в животное, приспособленное к полету. Но у человека – как раз того самого существа, своеобразие которого обсуждается, впрочем, и единственного живого существа, о котором такие сведения доступны, – имеются знакомые всем, сенсорно переживаемые полеты во сне, которые не могут иметь никакой реальной эмпирической подоплеки-воспоминания.
Обращаясь к более поздним культурологическим обстоятельствам, можно обнаружить, что во многих культурах имеется превращение – тех, кто выполнит свое предназначение, – в крылатых существ (ангелов) после смерти. Во многих религиях после смерти человека душа покидает тело человека и именно отлетает. Египетские мумии и не только они чрезвычайно напоминают коконы. Наконец, в качестве первой заповеди имеется «не убий» (хоть бы и в процессе конкуренции).
Во-вторых, можно вспомнить важную гипотезу Л.Гумилева, который ввел в историческую (гуманитарную) науку ряд естественнонаучных факторов. В частности, в его теории этногенеза определяющую роль играет понятие пассионарности – некоторого свойства отдельных людей отказаться от привычных для обычного человека амбиций и посвятить себя, а заодно и всех, кого удастся, некоторой идее, общему делу, цель и смысл которой не всегда очевидны или сиюминутно приемлемы. По Л.Гумилеву именно вспышка такой пассионарности, появление в какой-то период достаточного количества пассионариев, так называемый пассионарный толчок приводит к возникновению этноса. И вся человеческая история может быть рассмотрена как совокупность этносов, проходящих естественные фазы своего развития. Но что это за толчок, что за «природный фактор», каков механизм его действия, почему он действует именно так, Гумилевым не объясняется, и предположений по этому поводу не выдвигается.
С учетом сказанного выше можно предположить, что гены или конформации генов некоторых насекомых, ответственные за указанное выше абстрактное поведение, попадая в организм высших животных (в том числе и приматов) в процессе питания вместе с белками, могут каким-то образом влиять на формирование собственного генома хозяев. Причем таким образом, что именно наследуемое поведение приобретет впоследствии черты, которые станут зачатками альтруизма.
Понятно, что, мутационное по природе, такое событие существенно отличается от обычной мутации, которая является случайной, и, например, вызвана космическим излучением или однократным попаданием в организм стимулирующего вещества. Вещество, о котором идет речь, не случайно, оно распространено, оно устойчиво, поскольку само возникло в результате эволюционной гонки, оно может входить в состав пищи, т.е. влиять не одноразово, а периодически. Если такая генетическая подстройка возможна, то это может многое объяснить. И в частности, появление у приматов элементов альтруистического поведения – вплоть до самопожертвования, преследование ими абстрактных целей – вплоть до творчества, природу пассионарного толчка и распространение соответствующих свойств в людском сообществе в данный период, (а угасание распространенности таких свойств указывает на рецессивный характер встроенного гена («на детях гениев природа отдыхает»)).
Сформулированное предположение позволяет внести ясность и в такую известную идеалистическую гипотезу, как утверждение Ф.Энгельса о том, что человека создал труд. Странно, но мне никогда не встречалось эта очевидная характеристика работы классика-материалиста1. В ней «труд», фактически, возникает как самоценная деятельность, которой постепенно начинают предаваться приматы в ходе эволюционного процесса только потому, что у них для этого появилась возможность. А ведь даже человека, т.е. носителя сознания Бог трудом наказал: «В поте лица будешь добывать хлеб свой!», так с чего бы животному им заниматься? Кроме того, с одной стороны, на основе этой гипотезы никогда не удавалось объяснить, как произошло разделение приматов на тех, кто стал впоследствии человеком, и тех, кто не стал, но все же выжил, и не сказать, что был бы очень недоволен своей судьбой, (что не все люди за собой признают). С другой стороны, деятельность муравьев, совместно строящих термитник, или бобров, совместно строящих плотину, трудом не называют, хотя она столь же необходима для выживания вида. Для проточеловека такого рода «трудовая», а тем более, коллективная деятельность естественной не является, она изначально отчуждена от его естественных биологических потребностей, она абстрактна.
Таким образом, в результате изменения генотипа возникает неосознаваемая, инстинктивная собственная деятельность, которая не связана с удовлетворением нормальных потребностей, и она представляет раздражитель для достаточно сложного головного мозга, которым обладают приматы. Обусловленная генетической «коррекцией» невозможность не заниматься «трудом», и отсутствие необходимости этого труда с точки зрения инстинктивного поведения, характерного именно для приматов, создает диссонанс в собственном поведении, которое контролируется достаточно развитым мозгом. Примерами такой деятельности могут быть запасание еды впрок, укрепление пещер или строительство укрытий и даже использование орудий, не говоря уже о совместной деятельности. Можно предположить, что именно этот неустранимый и обусловленный диссонанс и привел впоследствии к такому дальнейшему развитию мозга, которое выделило человека из животной среды. Возникновение труда как реакции на этот своеобразный раздражитель, как попытки приспособления, рационализации несвойственного инстинктивного поведения к инстинктивным же потребностям кажется более вероятным, чем просто труд, созидающий человека. Таким образом, тот труд, который способствовал выделению человека из животной среды, был своего рода «трудотерапией», рационализацией, попыткой противостоять протошизофрении, обусловленной генетическими причинами собственного необъяснимого поведения.
С этих же позиций можно посмотреть и на проблему смеха, которую также часто считают ключевой. Культурологические работы2, посвященные роли и смыслу смеха в процессе возникновения человека, обычно не останавливаются на непосредственных причинах этого явления в поведенческом плане, т.е. рассуждая о роли и смысле, не объясняют, почему смех проявляется именно как специфические судороги, неконтролируемые сокращения мышц, сопровождаемые лающими звуками. Предположив, что протосмех действительно представлял собой судороги, вызванные неспособностью противостоять собственным действиям или осмыслить их и порожденные соответствующими участками мозга, мы находим причину и этому проявлению с помощью обсуждаемой гипотезы. Смех как сигнал о том, что расщепление сознания, неадекватность действий замечены, сохранялся как атавизм и, так же, как и труд, приобрел особое значение. Возникновение голосовой речи при дальнейшей социализации, потребовавшее случайной мутации гена FOXP-2, было, скорее, способствующим, чем определяющим фактором на пути выделения человека – глухонемые от рождения люди отличаются от животных так же и в той же степени, как и способные говорить.
Именно изменение, приспособление мозга повлекло за собой возникновение человека. Как известно, на современном этапе, когда человек продвинулся уже довольно далеко от той точки, где он был, когда покидал природную среду, он не только сумел материализовать многое из того, что порождает его выведенный из равновесия мозг, но и поселиться именно в этой новой среде. В то же время многие представители человечества, осуществляющие его дальнейший прогресс уже на уровне культуры, отличаются заметной нестабильностью сознания вплоть до разнообразных диагнозов. Это обстоятельство было замечено давно, но в этом смысле ведущая роль мозга, сознания обычно отмечалась лишь для достаточно поздних, именно культурных проявлений. Сложность и нестабильность разума, подводящие человека вплотную к болезненным состояниям, уже назывались причиной творческих прорывов человека. По понятным (статистическим) причинам соответствующие болезненные состояния ведут к прорывам еще кого-то, кроме их непосредственного носителя, далеко не всегда.
Возвращаясь к обсуждаемой проблеме альтруизма человека, мы заключаем, что из приведенной выше гипотезы следует, что его происхождение оказывается не «нравственным», т.е. идеалистическим, и не рациональным, как у соответствующих животных, но генетической патологией. Характерной чертой этой патологии является непроизвольный созидательный процесс, «труд», «творчество». То, что окружающие такого созидателя могут воспользоваться результатами созидания, есть лишь эволюционный факт приспособления к окружающей среде, которую созидатель преобразует, стремясь преодолеть конфликт в своем сознании. Положительная обратная связь, наведенная цивилизацией и культурой, с одной стороны интенсифицировала процесс, сообщила именно альтруистической части творчества положительную рациональную оценку, но с другой стороны, замаскировала его причину.
То, что альтруизм является обусловленным именно генетически, а не культурно, имеет важные следствия. В этом случае находится простое объяснение многим свойствам и проявлениям человеческой личности и поведения. Новый оттенок приобретают известные штампы и термины: «человек – общественное животное», «техника – вторая природа», «сам погибай, а товарища выручай», «соборность», которые так решительно противоречат другим: «человек человеку волк», «после нас хоть потоп», «с милым рай и в шалаше», «умри ты сегодня, а я завтра». Теперь можно предположить, какие из этических императивов изначально обусловлены тем или иным набором, той или иной конформацией генов, роднящими нас с теми или иными живыми существами. С этой же точки зрения можно рассмотреть и известные споры о роли личности в истории. В чем, собственно, суть этих споров? Могла ли история пойти по-другому, если бы не случилось данной конкретной личности, и было ли появление этой личности исторически обусловленным – не одна, так другая? В советское время у нас на первый вопрос отвечали «нет», на второй «да». Теперь преобладает противоположная точка зрения. Но в этом случае возникает вопрос о причинах появления у некоторой отдельной личности именно таких свойств, которые меняют ход истории (так же, как и о причине, сути пассионарности). В рамках обсуждаемой гипотезы предложенный ответ представляется осмысленным и, как следует из первого раздела, даже проверяемым на молекулярно-биологическом уровне.
Проследим за следствиями выдвинутой гипотезы в применении к описанию свойств человека и его поведения. К вопросу такого описания можно подойти (и подходили) по-разному. Как правило, выделяют некоторые качественные свойства, которые затем характеризуют количественно. Но при всех таких попытках каждый раз на том или ином этапе будет возникать вопрос о разделении «природного» и «культурного», «животного» и «человеческого». Это, в свою очередь, часто заводит в тупик, не имеющий логического выхода, поскольку возникают вопросы о предпочтении значения тех или иных качеств и о том, что на что влияет. В частности, то, что принадлежит сознанию человека, часто рассматривают как то, что определяет возникновение этого сознания у примата. Постараемся избежать этого затруднения, выделяя предельно мало качеств. Будем характеризовать человеческую личность и ее свойства, пользуясь всего двумя координатными осями – как раз теми, которые приводят к логическому затруднению.
Вдоль первой из них откладывается степень соответствия тому, что традиционно считалось «животным началом» человека, соответствующие ранги в иерархии стада. Например, так, как это делается при исследовании группы обезьян, когда выделяются особи альфа, бета и так далее вплоть до омеги. В таких группах наиболее заметной характерной чертой являются проявления внутривидового естественного отбора, в основном сводящегося к половому, т.е. к конкуренции в борьбе за продолжение собственного, индивидуального рода. О преимущественном влиянии на поведение именно этих неосознаваемых инстинктов говорят как о примативности. В рамках традиционного подхода (см., например, убедительную и поучительную работу А.Протопопова3, где рассмотрена теория гендерных отношений как частного случая конкурентных отношений, связанных с биологической внутривидовой, а точнее, внутригрупповой иерархической борьбой) можно рассмотреть появление достаточного количества низкоранговых и низкопримативных особей как процесс, стимулирующий возникновение и развитие цивилизации и культуры. О высокой ценности указанных особей для вида и о низкой их ценности в процессе полового отбора (самками) можно говорить (с некоторым сожалением и сочувствием), оставаясь в пределах указанной «животной» шкалы и рассуждая о значительно более позднем возникновении культуры, чем инстинктивного, стадного поведения. Это создает ощущение неоспоримого приоритета «матушки-природы» и на сознательном, теоретическом уровне может привести к отказу в доверии к «требованиям морали» как к «неестественным», надуманным, внешним по отношению к природе человека. Хотя оспорить тот факт, что цивилизация и культура, возникшие на определенном этапе развития головного мозга приматов, внесли заметный вклад в дело выживания и процветания вида, довольно трудно. Впрочем, и куда нас приведет именно их наличие, пока неизвестно.
В рамках рассматриваемой здесь гипотезы для такого отказа в доверии нет оснований. Она не предполагает ни наличия сознания, ни специальных духовных подвигов, которые под силу лишь единицам, но указывает на столь же биологическую причину соответствующего поведения. Оказывается, что нужно не столько тренировать силу духа, сколько не отмахнуться от имеющегося в себе следа. И выбор, который теперь предстоит сделать человеку, стремящемуся объяснить свое поведение, это не выбор между биологическим «естеством», которым легко оправдать «скотское» поведение, и культурными наслоениями, для следования которым требуется прилагать «неестественные» усилия. Теперь это выбор между двумя биологически обусловленными моделями поведения, имеющими сравнимую силу, и ссылаться на «естественный» характер лишь одной из них нет причин. Иными словами, цивилизация и культура, сама человечность не порождали положительный аспект поведения, именуемый альтруизмом, но самим своим существованием послужили основой отрицательного аспекта – возможного оправдания неправильного выбора, основой возможности впасть в (о)грех.
Поэтому вторая ось, которую мы намерены ввести для характеристики человеческой личности, будет соответствовать альтруистическому, т.е. одновременно творческому поведению человека. И важным является то, что, как уже было сказано, эти свойства также имеют биологическую, «животную» природу и, значит, соотносить их со свойствами первой оси не только правомерно, но и логически непротиворечиво, противопоставление «животное-человек», ранее требовавшее произвола в выборе приоритета, снимается.
Первая ось характеризует индивидуальную способность особи к выживанию. Альфа-самец – самый сильный, самый хитрый, с мощной харизмой, отбирающий корм у самцов с более низким статусом (вплоть до убийства несогласных), наиболее эффективно участвующий в оплодотворении самок. Альфа-самка – наиболее эффективно «морочащая голову» наибольшему количеству самцов, получающая детей от альфа-самцов и подарки и услуги от остальных в обмен на секс (см. статью А.Протопопова). Любая абстрактная деятельность, любые «дела», в которых доводится принимать участие ярко выраженным особям первой оси, не значат для них решительно ничего, если не могут быть использованы для повышения своего иерархического статуса. Они в принципе (биологически, генетически) не могут понять, как можно всерьез относиться к «делам» как к таковым, без последствий, могущих быть использованными в целях, соответствующих продвижению вдоль первой оси. У них просто нет соответствующего гена или соответствующей конформации генов. Поэтому все коммуникации, в которых принимают участие такие особи, протекают исключительно в режиме соперничества с целью утвердить себя выше другого на первой оси, утвердить свой более высокий статус – и ни для чего более. Все коммуникации являются властными. Любое совместное «дело» – лишь повод и основа такого соперничества. Это – модель, исследованная на примере животных, она может использоваться и для описания групп людей, и она была вполне успешно применена А.Протопоповым также для описания отношений людей в процессе выбора полового партнера со ссылкой на «биологическую природу человека». Можно сказать, что для особей первой оси цель – как можно больше получить.
На второй оси все протекает иначе. Здесь цель (человеческих) особей – как можно больше отдать: усилий физических, волевых, интеллектуальных. И альфа – тот, кто может отдать больше. Иерархическая шкала существует и на второй оси, но она перевернута по сравнению с первой, положение на ней и продвижение вверх по ней также имеют место. В соответствии с этим здесь не только разбрасывают свою сперму, но и воспитывают детей своих и чужих, отдавая этому силы и время. Здесь строят сооружения, решают задачи и пишут книги, картины и музыку. И все это – абстрактные дела, не служащие удовлетворению сиюминутных физиологических потребностей. Здесь готовы сами платить за возможность делать некоторое избранное данной особью дело. И здесь происходящее на первой шкале зачастую недоступно пониманию, не понимают, как тот или иной ранг в группе как таковой влияет на выполнение дела, а борьба с соперником за повышение ранга (по первой шкале) представляется бессмысленным занятием, если не служит избранному делу. При встрече и возникновении коммуникации происходит не сопоставление рангов, а обсуждение дел. Здесь процветает сотрудничество, а конкуренция носит оттенок борьбы за право самопожертвования. И все это – не высокая мораль, взявшаяся невесть откуда, чтобы удивить И.Канта, а след точно такого же инстинкта, генетической программы, но имеющей другое, столь же биологическое происхождение, что и в предыдущем случае.
Не следует думать, что на второй шкале все обстоит мирно и идеально. Иерархическая борьба протекает и здесь, порой принимая ожесточенные и неожиданные формы. Как иерархический вызов может быть воспринята попытка отдать, т.е. стремление показать себя выше по шкале 2. Если тот, кому отдают, с благодарностью принимает, то тем самым он признает свою потребность в том, что получает, свое более низкое положение на шкале 2. Если тот, кому отдают, поблагодарив, пытается каким-то образом расплатиться или при случае отдать что-либо первому в свою очередь, то он совершает обмен и тем самым фиксирует свое положение на шкале 2 как приблизительно равное. Что же происходит, когда тот, кому отдают, хотя и берет, но игнорирует этот факт, не выражает благодарности, не стремится отдать что-то в ответ? Это может вызывать у отдающего такое же чувство унижения, как и то, которое, вероятно, возникает, например, у гаммы, когда на первой шкале альфа принудительно забирает у нее ресурс (и где для сброса возникшего напряжения гамма поступает точно так же по отношению к омеге). В общественном (человеческом) сознании это отражено в признании неблагодарности одним из самых тяжких грехов. Возможно, тот, кто берет, своим поведением демонстрирует, что, по его мнению, он находится выше дающего на второй шкале и не нуждается в отдаваемом, поскольку сам «производит» все необходимое. Но претензия быть на вершине второй шкалы также должна быть не только оправданной, но и признаваемой, харизматичной. Возможно также, что произошла ошибка, и этот берущий был неправильно идентифицирован, как принадлежащий второй шкале, а на самом же деле он претендует на позицию альфы первой шкалы. Возникают сложные психологические коллизии во взаимоотношениях. На психологическом уровне и в терминах сознания и подсознания человека эти коллизии могут отчетливо проявляться как double bind, глубоко исследованное Г.Бейтсоном4. Но причины этих противоречивых хитросплетений, как правило, неясны, так что они лишь констатируются.
В качестве примера конкуренции на второй шкале можно привести ситуацию в фильме «Даки», где перед сражением проводится состязание самых умелых воинов, причем победителя в нем принесут в жертву. Или, скажем, «иррациональную» драку между участниками туристской группы за право нести на себе лишний груз. Менее драматичным, но характерным примером является (бескорыстная) конкуренция в творчестве, где выясняется, кто может «крупнее создать», т.е. больше отдать.
Подводя итог этому разделу, можно сформулировать его в виде предложения следующей модели для характеристики поведения человека. Модель имеет не один, а два параметра – «длину вектора» и «угол наклона». Этот вектор располагается в системе координат, состоящей из двух осей. Если спроектировать его на ось 1, то для характеристики человека получим аналог «ранга» для приматов. Если спроектировать его на ось 2, то получим некоторую характеристику абстрактных творческо-альтруистических способностей человека. Если бы длины всех векторов были одинаковыми, то такие проекции находились бы в обратной зависимости друг к другу. Например, хороший ученый – обязательно плохой администратор, и наоборот. Но длина – второй независимый параметр, поэтому такая или ей подобная корреляция вовсе не обязательна. Малая длина вектора приводит к низким положениям на любой из осей, в любой из двух иерархий. Большая длина дает и большее разнообразие – можно занимать достаточно высокие положения здесь и там, можно на одной оси быть на вершине, а на другой – в самом низу, и наоборот – это будет зависеть от угла. Следует подчеркнуть, что речь идет о базовых, генетически обусловленных характеристиках. На уровне сознания личность может пытаться развивать себя вдоль любой из осей в соответствии со своим воспитанием и окружающей культурой. Насколько успешным будет такое сознательное развитие зависит от совпадения генетической основы и культурных мотиваций.
Борьба и соперничество имеют в своей основе эгоистическое поведение. Нравственность, этика, имеют в своей основе альтруистическое поведение. Наличие более-менее стационарной генетической программы, характерной для приматов, приводит к тому, что на коротком отрезке времени, соизмеримом с продолжительностью жизни особи, доминирует первое. Так поступают животные вроде львов или обезьян, и эгоистичные люди. На более продолжительном отрезке времени, соизмеримом со временем существования вида, доминирует второе (собственно, второе как раз и определяет время существования вида). Так поступают животные вроде муравьев и пчел, и альтруистичные люди. Равновесие этих двух генотипов внутри человеческой популяции обеспечивает то равновесие, которое можно наблюдать в природе на примере равновесия хищников и травоядных. Если исключить травоядных, то хищники, не имея возможности пожирать других животных, немедленно вымрут от голода. Если исключить хищников, то травоядные, размножившись, уничтожат природный ресурс и также будут исключены как вид. На фоне усредненного поведения возможны аномалии. Они заметны. И только их и обсуждают, когда рассуждают об эгоизме и альтруизме, о биологии и морали – о первой и второй осях в наших терминах.
Конечно, существует большое разнообразие ситуаций, в которых иерархические отношения и проявляются самым разнообразным образом. В рамках рассматриваемой модели каждому конкретному человеку следует сопоставить вектор, который может иметь ненулевые компоненты и на той, и на другой оси. И именно это обстоятельство совместно с культурными наслоениями приводит к возникновению специфической сложной коммуникации, отличающейся от той, которая протекает в пределах лишь одной из осей. Будем обозначить ее отдельным термином, например, powercom. Режим powercom также является одним из проявлений «властной коммуникации». Наличие двух типов осей не отменяет стремления индивида занять более высокое место на шкале. Но вот на какой и как? Возникает целый ряд узнаваемых ситуаций, которые могут быть интерпретированы в терминах такой двойственной модели. Ее особенностью и преимуществом является отсутствие априорного превосходства любой из шкал, когда возможность договориться о взаимно приемлемой оценке поведения разбивается о неколебимую позицию одной из сторон: либо «что бы вы ни говорили, а человек – часть животного мира», либо «что бы вы ни говорили, а для человека нравственность – прежде всего».
Будем считать понятным поведение людей, объяснимое в пределах любой из упомянутых осей, но лишь одной. Попытаемся полнее разобраться с особенностями типов поведения, связанных с наличием именно двух иерархий, двух типов осей, обоснованно исключить одну из которых в пользу другой не представляется возможным.
Приведем примеры властной коммуникации, в которых задействованы обе оси. Одним из них является ситуация «злого рецензента», которую удобно рассмотреть в виде истории о том, как автор приносит свою работу в научный журнал, где встречает рецензента. Автор сообщает рецензенту, что на основе предложенной им гипотезы (а), он получил такой-то результат. Рецензент в ответ утверждает, что результат – полная ерунда, что автор ничего не понимает и что всем известно, что справедливо утверждение (б). Автор ошеломлен выпадом. Он также видит и понимает, что (б), будучи верным, не имеет никакого отношения ни к (а), ни к результату. Однако взаимоотношения авторов и издательств таковы, что спор с рецензентом может привести к отказу в публикации, т.е. разрушению смысла деятельности автора. Рецензент тем временем делает автору «встречное предложение»: «Давайте предположим, - говорит он, - что имеет место (а). Идите и разберитесь с этим, а потом придете и расскажете, какой результат вам удастся получить». В результате автора вынуждают размышлять над гипотезой (а), но теперь ее уже как бы сделал не он сам, а рецензент, после чего он обязан доложить рецензенту о выполненном поручении. Его самостоятельные усилия и достижения перечеркиваются. Здесь рецензент не только не дает автору оказаться в верхней части второй шкалы, отдать свой результат, но проявляет себя последовательно сначала как альфа-1, набросившись, растоптав и отобрав, а потом как альфа-2, «отдавая» в пользование «свою» гипотезу.
Мы снабдили индексами обычные для этологии термины «альфа», «бета», «гамма»,…, обозначающие положение стадного животного в иерархии. При этом 1 обозначает эгоистическую ось или шкалу, на которой главное – забрать, а 2 – альтруистическую, на которой главное – отдать. (Любопытно, что «отдавать» и «создавать» – близкие по смыслу, возможно, однокоренные слова, по крайней мере, в русском языке. Поэтому неудивительно, что творческие (создающие) личности зачастую ориентированы на ценности 2-й шкалы).
Другим примером является присвоение благодарности в следующей распространенной ситуации. Один из гостей начинает активно угощать других гостей яствами, стоящими на столе, принимая их благодарность, но тем самым лишая (по крайней мере, части) знаков этой благодарности хозяйку, приготовившую их. Возражать против его действий нет причин, число «благодарностей», витающих над столом, в случае превышения некоторого количества приведет к неловкости, что обычно ощущается присутствующими. Таким образом, этот гость берет на себя роль альфа-2 по отношению к гостям, что соответствует представлению о «моральном поведении», но проявляет себя как альфа-1 по отношению к хозяйке.
Сигнальной системой, которая весьма эффективно используется биологическим видом «человек» для выживания, являются эмоции и чувства. Непосредственной проверкой нетрудно убедиться, что положительные эмоции, обусловленные коммуникацией, связаны с пребыванием наверху или с продвижением вверх по любой из шкал (победой). Отрицательные эмоции сигнализируют о пребывании внизу или о шаге вниз в результате коммуникации (поражении). Условие выживания – нахождение вверху, и это относится к обеим шкалам. В рамках первой из них происходит выживание субъекта биологическое, во второй – выживание субъекта как логоса, как памяти о нем, что требует сохранения того вида, который способен воспринять этот логос, иметь память, быть более высоко организованным в целом. Ощущения победы или поражения, которые часто не воспринимаются и не называются в качестве таковых, есть результаты властной коммуникации, которая протекает между людьми неизменно и – каждый раз, когда вовлечены обе оси, – скрыта для участников.
В процессе жизнедеятельности человек способен производить, потреблять, получать и терять три вида ресурсов: материальный (вещи и деньги), физический (время и силы), эмоциональный (вера и поддержка), он также способен обмениваться ими в любых комбинациях. Передача и прием ресурсов создают так называемые потоки ресурсов. Устойчивое состояние личности характеризуется балансом ресурсов, равновесием источников, стоков и потоков. Мерой равновесия является субъективное ощущение («переполняет энергия», «полностью истощен»). На различных этапах жизни баланс ресурсов характеризуется различным соотношением потоков. В отношении первых двух типов ресурсов современное общество вполне организовано формальным образом. Потоки, в которых, так или иначе, участвуют эмоции, являются основным содержанием того, что считается человеческой жизнью. Эмоции возникают в различных ситуациях и по разным поводам, здесь мы ограничимся той частью ситуаций, которая связана с личным общением, коммуникацией.
Общение подразумевает взаимный интерес отдельных личностей друг к другу, идентификацию и самоидентификацию, а также обмен информацией и разнообразными, в первую очередь эмоциональными ресурсами. Первый контакт между незнакомыми личностями, вступающими в общение, протекает в режиме «бета-гамма», т.е. сначала устанавливаются относительные положения участников на той или иной шкале, ситуация «прокачивается». Это положение мысленно (неявно, интуитивно) фиксируется обоими участниками. Теперь они – члены одной группы, участники одной системы потоков. Если исходное состояние таково, что один из участников по априорным обоюдным ощущениям заведомо отстоит от другого на несколько ступенек шкалы, то в данной микро-группе их удобно называть альфой и омегой. Если один их них при первом личном контакте ведет себя в режиме «бета-гамма», а другой – в режиме «альфа-омега», то дальнейшее развитие коммуникации зависит от дальнейших оценок и переоценок себя и партнера. При общении происходит властная коммуникация, если перераспределение ресурсов (в любом направлении) происходит по воле лишь одного из участников, т.е. не сопровождается обсуждением или договором. Режим powercom наступает, если при этом задействованы обе оси, обе шкалы. Властная коммуникация является пренебрежением другим(и) участником и сопровождается – иногда неосознаваемым – ощущением превосходства у того, кто осуществляет ее, и ощущением унижения у того, над кем она осуществляется.
В рамках первой шкалы это общеизвестно (см., например, рассуждения о власти у Дж.Орвелла в «1984», где показано, что для достоверного ощущения превосходства (т.е. для победы), надо именно унизить другого, а иначе остается возможность допустить, что он «приподнялся» по собственной воле), но и в рамках второй шкалы это известно не хуже – одарять приятно. Чтобы убедиться во взаимосвязи этих проявлений, достаточно вспомнить какой-нибудь эпизод из собственной жизни, когда неожиданное одарение (не тем, или не тогда, или не так) вызывало чувства подавленности, раздражения, а то и агрессию – верный признак унижения. Властная коммуникация выводит другого участника из состояния равновесия на любом этапе. Она может представлять собой неосознаваемое «использование», которое следует отличать от силового подавления (последнее может и не быть коммуникацией), или «хитрость» – способность намеренно и тайно использовать мотивации, независимые действия, а также властные коммуникации других в своих целях. Единственной причиной и целью властной коммуникации является непосредственное стремление индивида к эмоции, подтверждающей его высокую или более высокую, чем у партнера, способность к выживанию («ощущение власти»), причем осознается это далеко не всегда. Другой возможной причиной может быть собственный разбаланс потоков, т.е. фактическая борьба за выживание, стремление достичь снизу той границы, при котором выживание возможно. Никакие родственные, семейные, любовные или дружеские отношения не могут отменить возможность властной коммуникации. Более того, только наличие таких отношений и ведет к возникновению той самой группы, внутри которой может возникнуть powercom. Можно сказать, что основу такой группы составляет эмоциональный контакт, обмен эмоциями.
В эмоциональном смысле альфа-1 потребляет ужас, испускаемый субъектами, расположенными ниже его на шкале 1, когда отбирает. И это – власть Зверя, власть по Орвеллу. Раздавая, человек альфа-1 может потребить и благодарность «подданных», но для него это будет второсортная пища, без которой он обходится. Сам же он не чувствует и не способен чувствовать ни того, ни другого (ни ужаса, ни благодарности) – не испускает. Отдающий альфа-2 стремится не потребить даже благодарность, испускаемую субъектами, расположенными ниже по шкале 2, когда он отдает, – анонимность милосердия. В терминах культурного этапа эволюции человека можно было бы назвать это властью Бога.
Любопытно присмотреться к нижней части обеих шкал. Отличаются ли и чем омега-1 и омега-2? При этом важно помнить, что в чистом виде они маловероятны и, как одно, так и другое представляют собой проекции личности на соответствующие оси. Выполняя «разметку осей одной линейкой», можно задаться вопросом, как соотносятся между собой величины проекций данной личности? В полном соответствии с геометрией, у вектора, характеризующего свойства человека, есть не только направление, но и длина, которую в данном случае можно сопоставлять с харизмой.
Существование простых и понятных особенностей поведения, соответствующего устремлениям первой шкалы, приводит к тому, что при коммуникации возникает явление социальной мимикрии, имитации особями, расположенными низко на обеих шкалах, т.е. не способных ни создать, ни отобрать, типа поведения, характерного для альфы-1. Нетрудно сообразить, однако, что имитировать реального альфу-1, способного отобрать ресурс силой, хотя и редко прибегающего к этому, не так-то просто, а иногда и опасно. Поэтому имитаторы идут другим путем.
Очевидно, что капризный ребенок человека также является своеобразным альфой-1 для микро-группы, состоящей из его родителей. Он получает все, что попросит, и что родители могут ему доставить. В какой мере следует потакать капризам и как отличить минутный каприз от реальной потребности, родители решают самостоятельно. Ясно, однако, что пренебрегать потребностями ребенка нельзя, этим закладывается его самооценка. И сколько не апеллируй к народной мудрости о том, что голодающему надо не хлеб давать, а удочку и обучить ловить рыбу, находятся и «инфантилы», которые категорически отказываются учиться, не переставая громко рыдать, взывая к состраданию. Это, во-первых, дети, действительно иногда еще не способные обучиться. Но, во-вторых, это и есть те самые имитаторы, попрошайки, которые располагаются в самом низу как первой, так и второй шкал. Они не желают или боятся прямолинейно «пробиваться» наверх вдоль любой из осей, т.е. «загрузить» свою жизнь борьбой (1) или творчеством и трудом (2), но выжить хотят и достигают этого паразитическим путем – находят для себя «родителей» на шкале 2, которые будут согласны беспрекословно снабжать их всем необходимым. Власть паразита, имитирующего альфу-1, в такой микро-группе чрезвычайно устойчива, поскольку «родители» подбираются им по признаку готовности передачи своих ресурсов «инфантилу». Эта готовность может быть обусловлена разными причинами, обычно называют культурологические – любовь, сострадание... Тем не менее, очевидно, что, поскольку у этих «родителей» должно быть то, что они могут отдать, в том числе и в эмоциональном плане, они должны принадлежать к более высоким участкам шкалы 2. В рамках обсуждаемой гипотезы, их геном должен иметь выраженные специфические особенности.
Если у них вдруг наступает «прозрение», и они догадываются, что им просто сели на шею, то распад такой микро-группы затруднен и, как правило, может произойти только с привлечением настоящего альфа-1, которым «родители», конечно, не являются. Стремясь отдать, принадлежа второй шкале, они не могут пойти против своей (генетически обусловленной и морально поддержанной) системы ценностей, чем и пользуется имитатор. Так в сказке «Заяц и Лиса» добрый (т.е. способный и готовый отдать) Заяц пускает Лису, плачущую оттого, что ее ледяная избушка растаяла, жить к себе в лубяную избушку (отдает). А когда она потом выгоняет его, обычных усилий со стороны интеллигентных Волка и Медведя оказывается недостаточно, и для выселения Лисы потребуется не избегающий прямых скандалов и готовый сыграть роль альфы-1 Петух. Чтобы все это могло произойти, Зайцу нужно было оказаться не омегой-1, ведь Лиса ему ничем не угрожала, не подавляла, но лишь рыдала в его присутствии, но иметь свойства альфы-2, т.е. соответствующие достаточно высокому положению на второй шкале. И Лиса сумела войти с ним в коммуникацию и сделать последнюю властной.
Существуют, однако, субъекты, идентификация которых еще более затруднена, берущие без благодарности там, где отдают без сопротивления (т.е. у альф-2), и отдающие без сопротивления там, где берут без благодарности (т.е. альфам-1). Они, таким образом, осуществляют передачу ресурсов, которых сами не производят, но и не потребляют, являются «передателями». Передатели также создают и используют ситуацию powercom.
Обнаружив на себе паразитирующего инфантила или передателя, альфа-2 испускает ужас в форме стыда от своей ошибки, состоящей в том, что он не сумел сразу их распознать. Это привело к тому, что создаваемый им ресурс уходил не туда, где он мог быть использован по назначению – свидетельством этому был бы эмоциональный сигнал в форме благодарности. Принявший ресурс гамма-2 мог бы использовать его для продвижения вверх по своей (второй) оси – это и есть смысл деятельности на ней, – но имитатор в этом не заинтересован. Принявший ресурс от передателя альфа-1 вообще нуждается не в ресурсе, а лишь в подтверждении своего статуса. Ни альфы-1, ни их имитаторы благодарности не испускают. Для альфа-2 испускание стыда – бессмысленный выброс, без которого он мог бы обойтись. Сам же он не нуждается ни в благодарности как таковой, ни в ужасе других – не потребляет. Рассмотрим другие примеры.
В инструкцию по безопасности, которой предваряется любой полет на пассажирском самолете, входит следующее. Если вы путешествуете с детьми, то при разгерметизации кабины следует первым делом самому надеть автоматически появляющуюся кислородную маску и только затем помочь надеть ее ребенку.
Смысл этого понятен. Начиная с помощи ребенку, взрослый может в результате сам оказаться беспомощным, и в этом случае все дальнейшие спасательные операции усложнятся: минус рабочие руки, плюс беспомощное тело, плюс ребенок, оставшийся без присмотра, т.е. в целом риск для того же ребенка возрастет.
Предупреждают об этом неспроста. Инстинктивное поведение (например, материнский инстинкт) предусматривает первоочередное оказание помощи именно ребенку, что, как было сказано, в данном случае повысит риск не только для всех, но и конкретно для этого ребенка. Ситуация еще более усугубится, если «мать» начнет с того, что схватит кислородную маску «отца», сидящего рядом с другой стороны, и начнет приспосабливать ее ребенку, а «отец», естественно, не сможет возразить. И оба – «из самых лучших побуждений». В этой критической ситуации «лучшие побуждения» должны быть преодолены, иначе носители морального поведения могут физически исчезнуть вместе с объектом этого поведения.
Изменим теперь немного эту ситуацию, сделаем ее не столь специальной и драматичной, но зато более распространенной. Пусть «ребенок» – не обязательно ребенок, но лишь объект «материнского инстинкта», например, укоренившихся моральных представлений «матери» или объект ее привязанности. Пусть «отец» – не обязательно отец «ребенка», а просто человек, не посторонний «матери» настолько, что его естественным поведением является скорее забота о «матери», чем немедленное противостояние ее действиям, защита от них. Пусть ситуация не является критической, т.е. не связана с борьбой за выживание, но, например, лишь с дополнительным комфортом «ребенка». Таким образом, «ребенок» – альфа-1 по отношению к «матери», а «отец» – альфа-2 по отношению к «матери». Тогда ситуация доходит до абсурда. Исполнение роли «отца» – нелепо и ведет к его уничтожению. Роль «матери» как субъекта с моральным поведением, вымышлена, т.е. основана лишь на ее собственных представлениях и также ведет к уничтожению «отца», ценность которого в ее глазах отсутствует. В более слабой форме последнее означает, что ущемление прав «отца» для матери менее значимо, чем создание дополнительного комфорта «ребенку». Это соответствует ситуации, когда «мать» для «отца» более важна, чем «отец» для «матери». И если в случае, когда «ребенок» является ребенком, это еще можно понять, то во всех остальных случаях реализуется режим powercom: «мать» – передатель, и ситуация ее устраивает, поскольку поддерживается предположительно моральным характером ее поведения. То, что в данном случае «мораль» профанирована, «мать» отказывается понимать потому, что неосознанно распознает режим powercom и ощущает, что, хотя она «не приподнялась» в деле выживания, но находящийся рядом «отец» «опустился». Такая коммуникация является асимметричной. В сущности, она в известном смысле хуже, чем обычная властная коммуникация, в результате которой среди участников есть хотя бы один выигравший. Если же «отец» распознает ситуацию, то сохранение исходных взаимоотношений в этой микро-группе не представляется возможным.
Укажем здесь формулы-«заклинания», которые позволяют эффективно осуществить режим powercom во властной коммуникации. Они таковы: «Тебе что, трудно?» и «Тебе что, жалко?». Пока удивленный таким вопросом (а не пренебрежением его интересами, а то и выживанием) «отец» разбирается, «трудно» ему или «жалко» оказать помощь (отдать ресурс) близкому человеку, пока он не обнаружил передергивания, которое в силу искренности исполнения соответствует обычным моральным нормам, дело бывает сделано. А потом уже поздно – любая попытка «отработать назад» радикально противоречит любым собственным и общественным ожиданиям: представьте себе отца, рвущего свою кислородную маску у ребенка, или, по крайней мере, «отца», отбирающего у «ребенка» то, что было передано «матерью».
В более простом случае властной коммуникации использование этих и подобных формул-«заклинаний» выглядит как «взять на слабо’», и всем хорошо известно. В этом последнем случае – т.е. при прямой манипуляции – имеется дополнительная опасность. Она связана с тем, что такая «подначка» именно известна сама по себе. Если в ситуации борьбы за выживание необходимый приказ окажется воспринятым в качестве «подначки» и не будет выполняться, то можно и не выжить. Конечно, и здесь «приказ», «борьба за выживание» имеют такой же иллюстративный смысл, как и разгерметизация кабины самолета. Фактически, опасность связана с тем, что при одновременном столкновении трех факторов в одном субъекте – недостаточном волевом потенциале (нежелании прилагать усилия), знании о возможности «подначки» и недостатке доверия к тому, кто призывает эти усилия совершить, – оказывается сложным воспитать в себе достаточную волю, психологическую устойчивость, силу духа для достижения успеха. Более того, первые два фактора могут инициировать третий, что может повлечь разрушение исходных взаимоотношений.
Одним из примеров «вилки» является уже упоминавшаяся ситуация «доброго гостя», когда powercom имеет место, но нет ни оснований, ни повода возразить, и лишь некто решительный со свойствами, более близкими первой оси, мог бы разрушить морок.
Другим примером является так называемая шахматная вилка шута, которую можно увидеть в фильме М.Формана «Человек на луне» об Энди Кауфмане. Энди Кауфман был шоуменом, которого долго не признавали, но который добился выдающегося успеха, работая со зрителем весьма специфическим образом. Зрители, пришедшие на шоу и заплатившие за это деньги, ожидают получить что-то взамен, забрать, т.е. полагают, что они – высоко на первой шкале. Когда же появляется шут (скоморох) и начинает отбирать что-то у них, например, унижая их и смеясь над ними, то создается парадоксальная ситуация – зрители растеряны, ведут себя неадекватно, оглядываются на соседей, чтобы понять, как себя вести, как реагировать. Либо принять происходящее всерьез и возмутиться – т.е. признать, что у них отобрали, прилюдно поместив их тем самым ниже на шкале 1, либо не принять происходящее всерьез, засмеяться (сделать вид, что им смешно), но тогда тем самым – признать, что они получили именно то, что хотели за свои деньги. Это и есть шахматная вилка шута, в каком-то смысле классический пример «двойного капкана». Провоцируя и рискуя налететь на некоторого серьезного простака, не желающего, возмутившись, просто уйти, а желающего возместить потерю своего материального ресурса – и этим выставить себя слабым, подсчитывающим свой ресурс, балансируя на грани лимита доверия в надежде, что те, кто не захочет признать, что у них забрали, что они ниже какого-то шута, урезонят возмутившегося «мобила-дробила», шут отбирает эмоциональный ресурс интенсивно и эффективно.
Специфика шута состоит в том, что эмоции являются жизненно важным для него видом ресурса, их он и потребляет, и, поскольку накопить их впрок невозможно, эмоции преходящи, шут – бездонная бочка, можно сказать, что его самого – нет. Есть только сиюминутная маска, используемая для выкачивания ресурса. Подобный дефект личности приводит к своеобразной наркомании, зависимости от эмоции зрителя. Это – один из смыслов актерской профессии. Одновременно – это причина существования шута при владыке: он отбирает ресурс у высокопоставленных подчиненных. Тем самым он ослабляет их, что демонстрирует явление «культуры на службе власти».
Обнаружив в себе следы собственной личности, шут (актер) склонен перейти в режиссеры. При этом одни из последних ведут себя властно, как альфы-1, а другие слушают актера и действие, отдавая происходящему свой ресурс, т.е., как альфы-2. Шут же, ставящий вилку, лишь иногда способен накопить «проценты» из выкачанных эмоций.
Оба примера, рассмотренных в этом разделе, показывают, что даже обычный передатель, не актер, фактически, является существом без собственной личности, играющий роль в вымышленной пьесе, не отдающий себе отчета в том, как эта игра скажется на реальной жизни, в которой другие создают, отдают и потребляют ресурсы. Участь же представителей второй шкалы, лично столкнувшихся с передателем или шутом, печальна. Они могут противостоять открытой агрессии и не допустить силового отъема своего ресурса, но принимают за чистую монету действия передателя или шута – бездонных бочек, высасывающих без остатка и возмещения все, до чего удается дотянуться, и не испытывающих благодарности или угрызений совести, поскольку считают свое поведение моральным или игровым. Придется сделать некоторое отступление, связанное с моралью.
Среди подобных существ человек занимает особое положение в связи с тем, что он наделен (точнее, может быть наделен) чувством ответственности и его оборотной стороной – чувством благодарности. По-видимому, одно невозможно без другого.
Ответственность состоит в неудержимом стремлении реализовать запланированное поведение, выполнить некоторые обусловленные действия, к которым никто из окружающих не принуждает. (Говорят, что ответственность можно воспитать, но количество контрпримеров, скорее всего, превзойдет количество примеров, да и достоверно отличить врожденное чувство ответственности от воспитанного не просто). При этом в случае успеха человек ощущает гордость (не путать с гордыней) и радость, а в случае неуспеха – то, что известно под названием стыд. Накопление событий, связанных с возникновением гордости, приводит к возникновению и росту чувства собственного достоинства. Накопление событий, связанных с возникновением стыда, приводят к возникновению и росту чувства собственного ничтожества и, как следствие, к агрессивному поведению. Отказ от принятия на себя ответственности, связанный со стремлением избежать возникновения стыда, лишает человека его отличия от обычного (близкородственного) животного, которое, как считается, не планирует своих действий, но лишь следует инстинкту. Действия, к которым побуждает ответственность, как правило, требуют напряжения сил, поэтому помощь (ресурсами) со стороны («взятие части ответственности») вызывает чувство благодарности. Исключение составляют случаи, когда «помощник», второй человек, для оказания «помощи» бросает свое дело, «меняет траекторию своего движения», которая входила необходимым элементом в зону действий, связанных с ответственностью первого человека. Примерно это самое происходит, когда Чебурашка говорит Гене: «Давай я понесу чемоданы, а ты понесешь меня». Гена, однако, нечеловечески добр, и, согласившись на это, по всей видимости, все же испытывает к Чебурашке благодарность :-) .
Поскольку при выполнении «ответственности» человек никому из себе подобных не подотчетен, ни перед кем не отвечает, удобно ввести понятие Бога, который всеведущ и вездесущ (т.е. видит уклоняющихся, например, находится внутри человека, в его «душе») и всемогущ (может наказать и наградить). Естественно, что как наказание, так и награда лежат за пределами обыденной жизни, в которой также нет и вездесущих и всемогущих, – как правило, в загробном мире. Чувство стыда дает представление о возможных ощущениях, связанных с грядущей карой, чувство гордости дает представление о возможных ощущениях, связанных с грядущей наградой.
Не берущее ответственности человеческое существо может обладать самостоятельностью, сравнимой с самостоятельностью диких животных. Оно может жить в обществе, участвовать в общественных проявлениях, участвовать в обмене, в том числе услугами и деньгами, испытывать эмоции и размножаться. Оно может участвовать в чуждой для себя трудовой деятельности – выполнять обязанности в обмен на деньги и быть при этом подотчетным начальнику («начальству»). Единственным подобием ответственности у такого человеческого существа является такое инстинктивное проявление как материнский инстинкт.
Низший вид человеческого существа не способен и на самостоятельность дикого животного или отказывается обучаться ей (в предыдущем разделе – инфантил-имитатор альфы-1) и нуждается в человеке, который берет на себя ответственность за него. При этом отсутствие собственной ответственности ведет к тому, что такое человеческое существо не ощущает и не проявляет благодарности к человеку, эту ответственность взявшему. Такое человеческое существо, – поскольку обладает человеческим, т.е. достаточно развитым мозгом, – может имитировать как человеческие проявления, так и проявления дикого животного. Это может вводить в заблуждение как окружающих, так и само существо, возомнившее, что оно ничем не отличается от людей или «диких животных». Ему свойственны, таким образом, проявления домашнего животного: прием благ и услуг как само собой разумеющихся, заискивание перед человеком, возможно, пригодным к взятию ответственности, или возмущение человеком при задержке или отсутствии благ и услуг, страх перед «диким животным» и отсутствие страха перед человеком. Поскольку оно не имеет ни ответственности, ни благодарности и не ведет самостоятельного образа жизни, оно не приобретает достоинства, не ощущает стыда и не прилагает усилий для достижения чего-либо. Даже человеческую любовь оно, вероятно, испытывать не способно, вместо нее в некоторых случаях (хотя и не во всех) может иметь место нечто вроде привязанности домашнего животного к своему хозяину – ничем не плохое, но все же отличное от человеческой любви проявление. Материнский инстинкт «домашнего животного» ослаблен по сравнению с материнским инстинктом «дикого животного», поскольку то – самостоятельно борется за выживание себя и своих детей, а это – перекладывает на другого (человека) и эту ответственность.
Наблюдение ответственности и заботы человека по отношению к обычным домашним животным могут стимулировать человеческое существо к принятию на себя роли «домашнего животного». Это может повлечь за собой тяжелые последствия, если тот, кто берет на себя ответственность за такое «животное», не будет отдавать себе в этом отчета или вовремя не распознает смысл происходящего. В этом случае он попадает в ловушку ответственности, вырваться из которой своими силами чрезвычайно сложно, если вообще возможно. Отсутствие благодарности и стыда, «отдавать» которые в силу обсуждаемой гипотезы могут только люди с генофондом второй шкалы, дает определенные преимущества их (не)обладателю. Он действительно ловко устроился, переложив заботу о себе на чужие плечи. Это может кому-то не нравиться, но с биологической точки зрения вполне допустимо и вызывает вопрос, не это ли вершина эволюционной гонки? Нетрудно видеть, однако, что это путь в тупик: если бы вид «человек» не обладал видовыми преимуществами, обусловленными «ответственностью» и «благодарностью», то он не смог бы доминировать над «диким животным», что и позволило ему прийти к цивилизации. Домашнее же животное – скорее, симбионт, если это настоящее животное, скорее, паразит, если это низший вид человека, – плохо приспособлено к самостоятельному существованию, хотя и выживет так же, как кошка или собака без хозяина, т.е. если дикая стая позволит.
Такие человеческие особенности, как стыд, совесть и благодарность, вообще говоря, сводятся к идее Бога, и наиболее близким образом к идее Бога-Христа. Таким образом, данная идея на современном этапе позволила решить жизненно важную задачу (выживания на планете), а, значит, была необходима и обусловлена. Отказ от обучения этой идее – своеобразному софтверу – со ссылкой на биологическую, «животную» сущность, физический организм (хардвер), который практически не отличается от того, на котором стоит «предыдущая версия» (например, стадное животное), ведет к проигрышу вида.
С другой стороны, можно имитировать и приобщение к Богу, выполняя некоторые формальные требования, не понимая их смысла, т.е. по-прежнему не ощущая ответственности, стыда и благодарности. Такое поведение можно встретить даже в профессиональном варианте – у попрошаек на паперти, которая является их рабочим местом (и куда не всякого пустят с той же целью), а способность вызывать к себе жалость характеризует их профессиональную пригодность. Но такие профессионалы значительно менее опасны и гораздо более заметны, чем «имитаторы домашних животных». В каком-то смысле первые даже участвуют в обмене, решая задачу «статусной поддержки» всех тех, кто подает им. Распространение же указанных имитаторов может привести к тому, что паразиты уничтожат ресурсы своего носителя, а, значит, и самого носителя и погибнут сами. Проблема в том, что против домашних животных дератизация не применяется, пока ситуация не приобрела угрожающего характера, т.е. не преодолен «эпидемический порог». Но, чтобы узнать об этом, информация о возможности соответствующих ситуаций, как и о наличии соответствующих случаев, должна быть доступна, иначе человек оказывается беззащитным. Данные заметки посвящены, в том числе, и этой проблеме и призваны играть роль соответствующей прививки. Если уж наши гены таковы, какие они есть, и мы ничего не можем поделать, принадлежа, например, одной из шкал, предаваясь конкурентной борьбе или реализуя себя в труде и творчестве, (а некоторым удается и то, и другое), то имеет смысл постараться хотя бы не дать себя парализовать имитаторам и передателям. Для этого достаточно их просто вовремя заметить.
Вернемся на территорию наследуемого поведения…
Понятно, что передатель, как и имитатор-инфантил не могут располагаться высоко ни на одной из шкал. Коммуникации особей, одна из которых ориентирована на 1-ю шкалу, а вторая на 2-ю, могут привести к ощущению «грязной» эмоции, связанной с неоправданным гневом или стыдом (в зависимости от оси). Например, гамма-1 забирает ресурс у гаммы-2. Сначала оба могут полагать, что сдвинулись вверх (1-й смог забрать, 2-й смог отдать), если (ошибочно) исходят из того, что действуют в рамках одной и той же шкалы, и в результате коммуникации испытывают положительную эмоцию. Но при обнаружении того, что шкала партнера не совпадает с твоей, (что может наступить через продолжительное время после вступления в коммуникацию и не обязательно у обоих партнеров), наступает реакция на властную коммуникацию: оба (или один) поняли, что, полагая сами себя выше, в глазах другого были ниже, были использованы. Возникает дисбаланс (несоответствие) оценок, как мог бы написать В.Пелевин, «когнитивный диссонанс». Наступает переоценка ситуации с учетом проявившейся оценки этой же ситуации партнером. Оказалось, что, во-первых, с его точки зрения он был выше на иерархической шкале. А во-вторых, одновременно оказалось, что он полагает себя выше, но в рамках другой шкалы, что означает радикальную ошибку при выборе партнера (формировании группы), произошедшую в прошлом, т.е. непоправимую. Осознание такой своей ошибки (огреха – греха) воспринимается адептом 2 как стыд (самоагрессия – попытка еще больше отдать), который в этой ситуации является «грязной эмоцией», противоречащей цельности человека, а адептом 1 как ненависть (агрессия на другого – попытка еще больше забрать). Происходит «самоубийство» (утрата жизни, ресурса) (шкала 2), «убийство» (захват жизни, ресурса) (шкала 1), и/или распад группы. По направлению перехода ресурса первых двух типов можно определенно судить о принадлежности того или другого участника коммуникации к той или иной шкале.
При этом возможны ситуации как целенаправленного поиска подобных ситуаций со стороны адепта 1-й шкалы, расположенного на ней не слишком высоко, так и неосознаваемого стремления к ним. Он будет использовать интересы (приоритеты) адепта 2-й шкалы в своих собственных интересах (манипуляция, хитрость). Если такой гамма-1 готов удовлетвориться лишь «процентами» с ресурса, сначала принимаемого от альфы-2, а затем передаваемого альфе-1 (или соответствующему имитатору), то он становится передателем.
«Грязная эмоция», возникающая в этой ситуации у адепта второй шкалы, полна безысходности, направлена на самоуничтожение и переносится им тяжело. Стыд из-за того, что ошибка совершена в прошлом, исправить ее невозможно, и часть жизни и жизненных сил была захвачена не силой, а своего рода обманом, и, возможно, близким членом коммуникационной группы, заставляет утратить доверие к жизни. Адепт 2-й шкалы, желающий полностью выйти из такого режима или впредь не включаться в него, обречен на одиночество.
Единственный способ борьбы с режимом powercom – формализованный тем или иным способом «договор об обмене и о неприменении силы» (в любом смысле и по любой шкале) – немедленно ставит под сомнение наличие у инициатора такого договора собственных эмоций и приводит к выводу его из коммуникационной группы, основой которой эмоции как раз и являются. Чем более формализована (и вербализована) основа существования группы (подробный договор, сформулированные обязательства сторон), тем меньше шансы выхода на режим powercom. Это, естественно, не дает выхода (и входа) для эмоций, «чувств». Чем менее формальна (и девербализована) группа (дружба, любовь, родители и дети), тем больше возможностей для возникновения powercom, как, впрочем, и других властных коммуникаций она предоставляет. Проблема брачного договора, имеющая много и противников, и сторонников (по крайней мере, в нашей стране) связана именно с этой ситуацией. Выходя из коммуникационной группы, человек лишается возможности отдавать и брать эмоциональный ресурс (лишается той самой «роскоши человеческого общения», попадает в ситуацию «человек один не может»), и в дальнейшем может рассчитывать только на себя. Все, таким образом, начинает зависеть от его собственных ресурсов, их источников и стоков. Он может стать изгоем, бомжом, или святым отшельником, или, наконец, Чудовищем – в терминах «Нормальных сказок»5.
Но, может быть, режим powercom не настолько страшен, чтобы отказаться от жизни с людьми? Это, конечно, зависит от конкретной ситуации и конкретного человека. Наиболее неблагоприятным он является для альф-2, мощных производителей отдаваемого ресурса, безоглядно расходующих на это много собственных сил. Чем ниже на второй шкале находится втянутый в powercom производитель ресурса, тем легче он этот режим переносит, вплоть до недоуменного «а что тут такого?», возникающего у омег-2. Можно было бы вновь предположить, что, поскольку только у вида «человек» возможно ситуация с наличием передателя, она, являясь признаком человечности, является и эволюционным преимуществом. Но это кажется маловероятным, поскольку противоречит и первому, и второму, и третьему уровню требований эволюционного отбора. Первый уровень – собственное выживание, второй уровень – выживание потомства, третий уровень – выживание вида. Властные коммуникации всегда обеспечивают хотя бы один из этих уровней, но передателя не волнует ни первое, ни второе, ни третье, но лишь собственный статус в вымышленной иерархии, где ни труду, ни творчеству, ни власти места не находится.
Предпринятая попытка проследить особенности поведения людей в процессе коммуникации, не опираясь на моральные требования и следующие из них оценки, не смешивая «животное» и «человеческое» стала возможным в результате сделанной гипотезы о происхождении и генетической основе альтруизма и абстрактной (творческой) деятельности человека вообще. Понятно, что при обсуждении поведения человека полностью избежать хоть косвенных рассуждений о морали невозможно, и этому был посвящен отдельный раздел. Хотелось бы уделить несколько слов и вопросу о том, как соотносятся властные коммуникации и такое человеческое проявление как любовь.
В уже упоминавшейся работе А.Протопопова об отношениях полов властная коммуникация отчетливо присутствовала (хотя так не называлась), и выбор партнера, как и описание поведения в целом, происходил в пределах первой шкалы. Все обстояло безукоризненно логично, хотя и весьма отрезвляюще для романтиков мужского пола. Высокопримативный самец – всегда наиболее притягательный объект для самки, какие бы культурные наносы, какие бы разговоры про мораль ни прикрывали суть дела. При этом непроизвольная реакция самки на примативность альфы-1 не отличается от ее реакции на условные признаки этой примативности.
Более того, известны случаи, когда женщины влюбляются в своих насильников. Эти же обстоятельства объясняют так называемый «хельсинкский синдром»: заложник, захваченный террористом, начинает испытывать глубокую привязанность к нему, которая может перейти и в любовь, такие случаи также известны. Здесь можно было бы порассуждать о возникшем ощущении своей ценности, значимости, на фоне ощущения экзистенциальной бренности собственной жизни, что и приводит к возникновению привязанности к источнику этих непривычных и сильных ощущений. Но здесь для нас важно отметить лишь то, что такой террорист является безусловным альфой-1, осуществляет силовое подавление, которое при стремлении избежать его со стороны заложника может перейти во властную коммуникацию. Участники в ней комплиментарны, т.е. согласны со своим положением в установившейся иерархии в группе, а ресурсом, о котором идет речь, является жизнь заложника.
Что можно сказать о каком-либо влиянии генетического набора, связанного с низшими животными и их поведением, и на отношения полов?
Вспомним женский наряд для сексуальных садо-мазо развлечений – черная блестящая кожа, бретельки-перетяжки, плеть... Очень напоминает насекомое или гигантского паука. Некоторых мужчин это почему-то возбуждает. Откуда вообще возникает это в обычной ситуации такое жизнеутверждающее возбуждение в связи с мучениями и смертью? Известно, что у пауков вида «черная вдова» самка пожирает самца сразу после оплодотворения (и потребляет его ужас смерти). При этом ей просто нужно много белка для производства потомства. Известно также, что у богомолов у самца не может наступить семяизвержения, пока самка не начнет откусывать ему голову, (чтобы получить все тот же белок). Мы наблюдаем «альтруизм» самцов против полного «эгоцентризма» самок, проявляющийся в живой природе среди соответствующих видов животных. Аналогичные события в среде людей, когда мужчины могут испытывать возбуждение только в мазо-варианте, не способствуют продолжению рода. Это указывает лишь на более позднее появление генома насекомых на фоне генома приматов. Так что и в рассматриваемом подходе для романтиков ничего утешительного не находится. И если у приматов никакой самке не придет в голову отобрать добычу у самца, чтобы накормить детеныша, то у насекомых или у пауков мать с самого начала кормит детенышей папой.
Тот генетический набор, который превращает мужчин в альтруистов, в творцов, побуждает их создавать и отдавать, приводит женщин в ряды передателей, создает упоминавшуюся выше асимметричную властную коммуникацию. Это указывает на связь внедряющегося генотипа с генами пола. А та романтическая любовь, которой посвящено столько произведений, есть лишь риск подставленного («отдаваемого») горла, риск абсолютного доверия, вызывающий выброс гормона. Неудивительно, что именно эта самоотдача у мужчин сублимируется в творчестве.
Ситуациями, которые могут вселять хоть какой-то оптимизм, являются, возможно, такие. Первая – это как можно более близкое расположение партнеров в нижней части одной и той же шкалы (качественно близкие особенности геномов), причем возможно, что вторая шкала предпочтительнее. В этом случае коммуникация не приводит к разбалансу потоков и может успешно поддерживаться долгое время. Вторая – это взаимное твердое осознание и согласие со своим положением на той или иной шкале по отношению к партнеру, сопровождаемое соответствующими действиями. При значительном разнообразии вариантов и мощном воздействии культурного фона (например, феминизм) и те, и другие случаи, скорее, редки. Это соответствует редкости случаев так называемой настоящей любви, о которой все столько слышали. Все остальные комбинации брачных партнеров остаются в пределах властных коммуникаций со всеми вытекающими последствиями.
1 Точно так же, как в работе «Что делать» другого известного материалиста – В.И.Ленина – можно обнаружить утверждение о том, что рабочий класс по самой своей природе никогда не поднимется выше тред-юнионистских требований, и задача революционера – внести идею (! – С.С.) социальной революции в сознание (! – С.С.) рабочих масс. Получается, что, а там уж сознание определит и бытие…
2 Например, С.З.Агранович, С.В.Березин Homo amphibolos. БАХРАХ-М, 2005
3 Первый вариант опубликован в журнале "Химия и жизнь – XXI век" N7, 1997, расширенные впоследствии версии имеются в Интернете.
4 Г.Бейтсон. Экология разума.
5 С.Сипаров. «Нормальные и другие сказки». В сб. «Творение, творчество, репродукция» т.17, стр.286, «Эйдос», 2003. (См. также www.so-znanie.nm.ru )